Фрагмент

Введение

На протяжении практически всей своей истории Кавказ был объективно вовлечен в процессы военно-политической экспансии извне и соответственно вооруженного противостояния ей. Овладеть Кавказом, доминировать в регионе пытались буквально все сопредельные ему государственные и соответствующие им политические образования, ставившие перед собой цель расширения границ своего господства.

Так, среди наиболее ранних попыток военно-политической экспансии в регион следует выделить военные походы на Кавказ персидских завоевателей из династии Ахеменидов (V‒IV века до н.э.). Доминировавшее в II‒I веках до н.э. в Причерноморье и на значительной части Северного Кавказа Понтийское царство времен Митридата IV после своего поражения в I веке до н.э. уступило регион Римской империи. В I веке н.э. значительная часть региона оказалась под властью сарматов, в IV ‒ гуннов. В VII веке начинается экспансия на Кавказ арабских халифов. Последующая история региона была связана с господством Хазарского каганата, а с началом монголо-татарского нашествия ‒ тюркских завоевателей от Чингисидов (начало XIII века) до Тимура (конец XIV века).

На протяжении последующих XVI‒XVIII веков Кавказ стал ареной противоборства между Персидской и Османской империями. И, наконец, со второй половины XVIII века, началась полномасштабная военно-политическая экспансия в регион Российского государства. Дважды в своей истории (в V и XIII веках) регион испытал на себе и «великое переселение народов», которые также сопровождались в большей степени акциями военно- силового характера. Устойчивое и традиционное явление экспансии определялось выгодным геополитическим положением региона, представлявшего собой естественный географический транзитный узел, территорию, по которой на протяжении столетий происходила миграция народов и целых цивилизаций с юга на север, с запада на восток и в обратном направлении.

С другой стороны, собственно геостратегическое положение Кавказа позволяло контролировать доминирующим в нем государствам прилегающие к региону территории. Данное обстоятельство определило специфику политической истории народов Кавказа. Она являла собой историю войн и вооруженных конфликтов между сопредельными государствами за владение данным регионом и, соответственно, историю борьбы самих кавказских народов за выживание и самобытность. Объективно в эти процессы оказалось вовлечено и Российское государство.

Изначальный смысл кавказской политики России объективно и закономерно был определен ее военно-стратегическим положением. Южные и юго-восточные рубежи Русского государства с конца XV века представляли собой обширные степные пространства, по которым постоянно передвигались многочисленные кочевые народы, несшие смерть и разрушение русским городам и селениям. «Логика борьбы заставляла Россию стремиться к установлению стабильных границ, которые можно было бы защищать. Но  вплоть до Кавказских гор, Черного и Каспийского морей на юге таких границ не было». Именно поэтому Кавказ в планах российского руководства изначально рассматривался как «буферная зона», стабильность и безопасность которой во многом определяли безопасность и самой России. Очевидно, что данное обстоятельство и являлось основной доминантой эволюции кавказской политики России.

Другим важнейшим аспектом, определившим характер и динамику развития русско-кавказских отношений, являлось исключительное геостратегическое положение региона. Именно здесь проходил так называемый «Малый Шелковый путь» и другие торговые пути, соединявшие Европу с Центральной Азией. Обладание и контроль над этими важнейшими торговыми магистралями давали существенный источник дохода. Поэтому на протяжении столетий Кавказ был объективно вовлечен в борьбу между ведущими европейскими державами ‒ Великобританией, Францией, Австрией, Германией, а также сопредельными региону государствами ‒ Ираном и Турцией.

С начала XVIII века Кавказ стал играть значимую роль в российской внешней политике как направление, где предстояло ликвидировать искусственно созданную военно-экономическую блокаду России, для которой Кавказ, таким образом, являлся «окном» в Азию. И, наконец, третье обстоятельство, предопределившее характер и содержание кавказской политики России, определялось тем, что на протяжении столетий регион являл собой источник постоянной угрозы, не только для России, но и для народов самого Кавказа. Сложившаяся в регионе «набеговая система», возведенная в ранг национальной традиции отдельных общин и ставшая для определенной части населения региона наиболее доходным промыслом, представляла собой ни что иное, как вооруженный разбой в отношении соседей.

Для большинства же народов Кавказа эта традиция, постоянно подогреваемая извне, была настоящим бедствием. Поэтому неслучайно, начиная с периода правления Ивана Грозного, в Москву постоянно направляются представители северокавказских народов и общин с предложением о принятии их в российское подданство. Российское государство, принявшее на себя в конце XV века мессианскую концепцию «Москва – третий Рим», не могло отказать в помощи тем, кто ее просил об этом. Судьбы кавказских народов и их вооруженная защита, таким образом, длительное время являлись краеугольным камнем кавказской политики России. Все вышеперечисленные обстоятельства определяли основные направления политики России в регионе на протяжении столетий.